Глинтвейн на снегу - Лариса Королева

проходящий с внутренней стороны локтя шов и отправила его в Ватсапе Родионову. Дарья попросила сделать снимок и на её телефон, потому как сама увидеть место разреза не могла, таким образом руку было никак не изогнуть.

– У Родионова шов особенный! Шьёт, как на машинке строчит. В поликлинике вам вряд ли смогут его снять, так что приезжайте ко мне. Шрамов после нашего доктора потом не остаётся. Он вообще такой талантливый, – приговаривала девушка, и по её восторженному тону было понятно, что обаятельный нейрохирург ей очень нравится.

Дарья была с ней солидарна – такой мужчина просто не может не нравиться, и лет двадцать назад она сама бы в него влюбилась. Ну, а сейчас просто радовалась тому, что такие ещё встречаются.

Вскоре в палату снова въехала кровать с телом, которое сюда уже пытались пристроить в три часа после полуночи. Слава Богу, с живым! Дарья прочла на листке, что женщину с перевязанной головой зовут Галина, и её оперировали после перенесённого инсульта.

– Я хочу воды, – сказала Галина.

Даша протянула ей запечатанную бутылочку. Открыть крышку у больной не получилось. Леденёва принялась пытаться сделать это сама и изрядно намучалась, чувствуя тянущую боль в прооперированной руке, пока наконец-то удалось провернуть резьбу. Всего-то в одиннадцать сантиметров разрез на локте, а столько неудобств!

Соседка по палате с жадностью выпила сразу грамм двести. В палату вошёл врач и спросил у неё:

– Как вы себя чувствуете?

– Я почему-то плохо вижу левым глазом.

– А раньше хорошо видели?

– До операции – да.

Доктор показал четыре пальца:

– Сколько пальцев?

– Четыре.

– Ну, видите же! Вас отвезут на МРТ и к офтальмологу.

И в ближайшие два часа Галину возили туда-сюда, в том числе, брать пункцию из спинного мозга. После очередного возвращения в палату она пожаловалась, что «по пути потерялся пакет с вещами, который лежал на кровати», и стала просить медсестру отыскать его в каком-то из кабинетов, где его забыли. Дарья отлично помнила, что никакого пакета изначально не было. В этом же пыталась убедить женщину и медсестра, уверявшая, что вещи больной ещё до операции были сданы в камеру хранения:

– Что вы только не придумаете после наркоза!

Вещи Галине вскоре принесли, она тут же схватилась за сотовый телефон и принялась звонить мужу. Дарья отправилась в очередную самоволку и, проходя мимо соседней палаты, увидела лежащую на одной из трёх коек Валю. Почему-то её после реанимации перевели в другую комнату. Леденёва скользнула внутрь, подошла к бывшей соседке и, глядя на её теперь уже ровную голову в синей повязке, сказала:

– Ну, вот видишь, всё прошло отлично, ты красавица!

Валя в ответ только улыбалась, радостно и спокойно. Из её головы в прозрачный пластиковый контейнер через трубочку вытекала красная жидкость…

Пока Дарья отсутствовала, Галине поставили капельницу, и она пожаловалась:

– Я вас не вижу. Совсем. С утра ещё левый глаз что-то различал. А теперь полный мрак.

Леденёва обошла кровать и встала так, чтобы больная могла видеть её правым глазом:

– Что с вами случилось?

– Три дня назад вроде вспышка какая-то произошла в мозгу. Я только успела мужу позвонить. Он вызвал скорую и сам приехал одновременно с врачами. Они мне что-то вкололи и уехали. А мне всё хуже, хуже, голова кружится, шатает из стороны в сторону, ничего не соображаю, … Снова скорую вызвали, еле уговорили меня забрать в больницу. А там обследовали – и тут же на скорой из Хадыженска в Краснодар повезли. И вот жизнь мне спасли, а глаз я потеряла…

– Не переживайте, это последствия операции, зрение обязательно восстановится, – пообещала Дарья, которая совсем не была в этом уверена.

– А у вас что?

– Руку оперировали, поражение локтевого нерва.

– Хорошо, что левая, – сказала Галина, взглянув на Дашину повязку.

– Кому как, – рассмеялась Леденёва. – Я левша. В детстве, правда, упорно учили писать правой, и теперь я ни той, ни другой рукой толком этого делать не умею, сплошные каракули получаются.

Ей вспомнилась детская обида. На уроке по начальной военной подготовке она взяла в руки винтовку и с трёх выстрелов по бумажной мишени сразу же выбила две «девятки» и «десятку». Пожилой военрук похвалил и попросил повторить «подвиг», но едва Даша вскинула оружие, он подошёл к ней и сказал: «Да не правильно же! Ружьё должно быть в правой руке и целиться надо правым глазом». Она попробовала сделать «правильно», но попадала только в «молоко». На этом и закончились её снайперские таланты.

– Ой, как холодно, я замёрзла, – пожаловалась Галина.

Зашла медсестра, сказала, что сейчас принесёт одеяло.

– Не нужно, – сказала Дарья, накидывая на больную своё. – На самом деле, её знобит, померьте ей температуру.

Медсестра вернулась с градусником, констатировала тридцать восемь градусов и убежала за шприцем.

– А вы где медицинское образование получали? – спросила Галя, трясясь всем телом.

– Вот чего у меня нет, так это медицинского образования.

После укола прооперированная заснула, а Леденёва взялась за книгу. Но едва она вникла в повествование, как за стеной началась какая-то суета, раздались крики:

– Валя, твою мать, что ты наделала! Валя!

Выскользнув в коридор и заглянув в соседнюю палату, Леденёва увидела стоящую босиком на полу Валентину, которая выдернула из себя все трубочки, и теперь медсёстры пытались водрузить больную на койку и воткнуть в неё все катетеры обратно.

«Я больше не выдержу в этом дурдоме! Завтра утром, сразу же после перевязки, уеду домой, и никто меня не остановит. Иначе я сама тут с ума сойду», – решила Дарья.

После обеда в палату вкатили Надежду.

– Как ты? – подошла к ней Леденёва.

– Да вроде ничего. Но глаз как дёргался, так и дёргается. Врач мне сказал, что это надо у невролога лечить. Да я пять лет у него лечилась! Зачем же мне тогда голову разрезали, если не помогло?

– Со временем состояние улучшится.

– Меня так рвало после наркоза! Никак не могла в себя прийти, – пожаловалась Надя. – И не пойму, кто меня оперировал. Вроде один хирург значился, но потом, кажется, его заменили. Кому теперь деньги-то давать?

– Ты подожди пока с деньгами! Может, ещё придётся в суд подавать за причинённый твоему здоровью ущерб, – посоветовала Дарья, прекрасно понимавшая, что из-за корпоративной солидарности врачей пациентке вряд ли удастся что-то доказать.

Она ушла курить на улицу, озадаченно думая по пути: «А ведь платили мы анестезиологу одновременно и одинаковую сумму. Может, и правда, хороший и плохой наркоз – это миф»?

Когда она возвращалась в отделение, её окликнула девушка, сидящая за стойкой регистрации:

– А вы куда ходили?

– За водой для больных, – Дарья продемонстрировала две бутылочки, которые купила для соседок.

– А вы улицу не выходите?

– Нет, что вы! Как вы могли такое подумать?

– Я приду попозже вашу тумбочку проверять.

– На предмет чего? Крошек? Тараканов? Или наркотиков?

– Сигарет!

– Во как, – в первую секунду Дарья просто опешила от подобной наглости, но тут же собралась и заговорила вкрадчиво-сочувствующим тоном, который принимала, когда ей хотелось закричать: – А вы будете обыск проводить или досмотр? Разницу знаете? На обыск постановление суда требуется. Есть оно у вас? Или вы в моей дамской сумочке и нижнем белье безо всяких на то оснований шарить собрались?

– Будете тут права качать, я на вас пожалуюсь, – пообещала медсестра, но уже неуверенным голосом, а неудобная пациентка пыталась понять, та ли это девушка, что однажды ночью залезала в её тумбочку, или другая, но не разобралась и продолжила:

– А я права не качаю, я просто хорошо их знаю. Вы бы для начала поинтересовались, кто у вас в отделении лежит. В карточке, конечно, значится, что я пенсионерка. Но, может, я полковник полиции в отставке? Такое вам не приходило в голову? Что касается сигарет, то я из окна немало качественных снимков и видеозаписей наделала, на которых массово курят ваши коллеги. Может, и вы в их числе? Вот теперь думаю, в какую соцсеть лучше выставить? Не посоветуете?

– Что вы себе вообще позволяете? – опешила медсестра.

– Пока ничего страшного. А жаловаться на меня вы кому собрались? Главврачу? Кстати, он по-прежнему